Фашисты [litres] - Кирилл Викторович Рябов

– Что такое?

– Помнишь соседку, Ирину Павловну? Она живёт в соседней квартире.

– Смутно. Она умерла?

– Нет, она не умерла. Она сошла с ума. И напи́сала мне на дверь.

– Почему ты думаешь на неё?

– Есть свидетели. Вера Петровна видела.

– Ты ей веришь?

– А зачем ей врать?

– Не знаю. Но, может, это она как раз написала тебе на дверь?

«Господи, что я говорю! О чём я говорю?!» – подумал Вольский.

– Коля, суп остынет, – позвала Саша.

– Мама, извини, я обедаю. Давай созвонимся попозже.

– Хорошо, милый. Завтра. Я сейчас буду смотреть сериалы. Кушай. Люблю тебя, Костя.

– И я тебя люблю, мама, – сказал Вольский. – Что? Как ты сказала?

Но мама уже отключилась. Он вернулся на кухню.

– Всё хорошо? – спросила Саша.

– Да. Это была мама. И она тоже назвала меня Костей.

– Садись есть.

Вольский осторожно сел. Бок болел слабо.

«Убивать», – пробормотал голос в голове.

И умолк.

– Я был в школе, – сказал Вольский. – Недалеко тут. Вроде бы им требуется учитель русского языка и литературы. Там учительница в декрет собралась. Я, наверное, её заменю.

– Ну, смотри сам, – сказала Саша. – А то я испугалась, что ты пошёл грузчиком устраиваться. Не дай бог опять прихватит.

– Бок прошёл.

– Но выяснить, почему он болел, всё-таки надо. Сходи в частную клинику, сделай нормальное УЗИ.

– Завтра.

– Правда?

– Конечно.

Вечером он записал в дневнике: «День безумный. Приступ, голос, поликлиника, психи. Надо бы подробно описать, да сил уже нет. Но, кажется, дело пошло на поправку. Посмотрим. Приходится врать Саше. Скажу правду – она будет волноваться».

Потом залез в постель и обнял её. Они недолго целовались. Потом она спустилась вниз. Вольский кончил быстро и бурно, с подвыванием и хныканьем.

– Вот теперь я вижу, что ты был не у бабы, – сказала Саша и ушла в ванную мыть руки и полоскать рот.

Ночью Вольскому приснилось, что он большая волосатая обезьяна, причём синего цвета. Он весело мчал сквозь джунгли, прыгая с ветки на ветку, цеплялся за лианы длинными ручищами. От этого захватывало дух. Потом очутился на краю обрыва и, не задерживаясь, сиганул в море. Вода была прозрачная, тёплая. Он купался и смеялся. Его переполняло чувство счастья.

«Пусть я дикая горилла, это даже лучше, чем человек», – подумал Вольский.

Затем вода почернела. Из глубины выплыла гигантская акула и вцепилась своими острыми зубами ему в бок. Вольский заскулил и проснулся. Он лежал в кромешной темноте, на краю постели, свернувшись калачиком. Боль снова была невыносимая. И на этот раз напоминала сильнейший укус.

«Хайль Гитлер», – сказал голос бодро.

Саша тихонько сопела. Вольский слез на пол и на четвереньках покинул комнату. Он заполз в ванную, задвинул слабой рукой шпингалет и включил воду, чтобы замаскировать стоны, сдерживать которые было уже невозможно.

Голос пел:

Вольский лежал на полу и мелко трясся. На него летели холодные брызги. Он скоблил ногтями пол и тихонько скулил. Заметил под ванной Сашины трусики, свёрнутые в комочек.

«Положи на лицо, легче станет».

Он вдруг понял, что нужно делать. Держась за край ванны, Вольский поднялся и открыл шкафчик. Станок «Жиллет» лежал с краю. Он схватил его и несколько раз крепко чиркнул по запястью. Ощущение было такое, будто его поцарапал маленький, слабый котёнок.

В дверь постучали.

– Я занят, – отозвался Вольский.

– Коля, немедленно открой! Что ты там делаешь?

Он открыл. У Саши было сонное, припухшее лицо. Очень милое. Она сразу всё поняла.

– В кровать, живо! Я вызываю скорую.

«Бей её, по почкам бей! Как мусора!»

Вольский зашёл в комнату и повалился на кровать. Саша ходила из угла в угол и кричала в смартфон:

– Нет, это не аппендицит. Да, я не врач. Температуры, кажется, нет. Зачем вы это всё спрашиваете? Пришлите врача уже. Человеку плохо. Он кричит от боли!

– Я не кричу, – выдавил Вольский.

И тут же застонал. Боль стала другой, щекочущей, словно в животе бегали муравьи.

– Вы слышите? Слышите?

Она села рядом и положила ладошку Вольскому на лоб.

– Сейчас приедут. Ты холодный. Коль, почему ты не сказал, что ничего не прошло?

– Не хотел расстраивать.

– А сейчас я радуюсь, что ли?

Он вцепился зубами в уголок одеяла. Саша гладила его по голове и лицу. Руки у неё были тёплые и мягкие.

– Коля, если ты умрёшь, я отравлюсь. Я не смогу без тебя жить.

Вольский выплюнул одеяло изо рта и простонал:

– Ну, что ты такое говоришь?!

Потом он представил себя в гробу, Сашу в трауре, рыдающую маму и тихонько заплакал. Кажется, Саша тоже плакала. Он не видел, не было сил открыть глаза.

Минут через сорок боль отступила. Вольский осторожно сел. Саша обняла его. В этот момент в дверь длинно и недружелюбно позвонили.

– Ложись, я открою, – сказала Саша.

Вошёл врач, толстый, розовощёкий парень лет тридцати. Обувь снимать не стал. Поставил на кровать чемоданчик и спросил:

– Что принимали?

– Ничего не принимал.

– Когда пили последний раз?

– Я непьющий.

– Доктор, руки можно помыть в ванной, – вмешалась Саша.

– Минуточку. Лягте и покажите мне ваш живот.

Вольский лёг и вытянул руки по швам.

– Покажите, где болит.

Он показал. Врач потрогал холодными пальцами. Потом надавил и постучал.

– Больно?

– Нет, – сказал Вольский.

– А так?

И сильно ткнул указательным пальцем, как шилом. Вольскому стало неприятно.

– И так.

– Сейчас сильно болит? – спросил врач, сдерживая зевок.

– Почти не болит. Проходит уже.

– Вот как?

– Да.

– Это замечательно. Это прекрасно.

Врач подхватил чемоданчик.

– Погодите, – сказала Саша. – Вы куда?

– Так не болит же. Если заболит, звоните. Приедем.

И вышел.

– Что это было? – спросила Саша.

Вольский пожал плечами.

– Ладно. Прошло же.

– Но как так можно? Коль…

– Санечка, ты как будто вчера родилась.

– Сволочи, какие же сволочи!

– А ты замечала, что если в слове «врач» заменить одну букву, то получится «враг»? – спросил Вольский.

Саша невесело усмехнулась.

– Понадобятся деньги – я продам украшения.

– Брось. Даже не думай.

– И медаль.

Когда-то она выиграла серебро на юношеском чемпионате Европы. Потом получила травму. И ушла из спорта.

– Всё будет хорошо, – сказал